Герой вашего времени

Страшные сны Павла Лаврентьевича

          1

     ... И приснился Павлу Лаврентьевичу Манюнчикову страшный сон.
     Будто стоит он один на вершине Кавказа, и не то чтобы стоит, а прямо-таки висит, цепями к скале прикованный; и не то чтобы один, а в компании с каким-то крупным пернатым, обладателем хитрой морды и клюва ланцетообразного.
     Посидел орел этот, посидел, под мышкой почесался, нахохлился и говорит:
     - Здравствуйте, дорогой Павел Лаврентьевич! Как дела, как здоровье?
     - Здравствуйте, - отвечает висящий Манюнчиков с присущей ему вежливостью, - дела, в общем, ничего, здоровье тоже, печень вот что-то пошаливать стала, надо бы сходить, провериться...
     - Так чего ж далеко ходить? - удивляется стервятник. - Прямо сейчас и проверим! ..
     И клюв свой поганый нестерильный между ребер и засовывает.
Хотел было Манюнчиков послать хирурга самозваного к его орлиной матери, да глянул поверх крыла на пейзаж - и видит, что идет внизу по горному серпантину здоровенный мужик, в шкуру львиную завернутый, и тащит мужик на плече дубину, лук и еще разные предметы, неведомые энциклопедическому разуму Павла Лаврентьевича.
     Увидел путник, как подлец-орел безвинного человека тиранит, сорвал лук тугой, прицелился тщательно и тетиву спустил.
     Запела стрела, взвилась в воздух, и все было бы хорошо, если б не орел паскудный, за секунду до выстрела улетевший.
     И когда зазубренный наконечник, смоченный в лечебном яде лернейской гидры, вошел в многострадальную печень Манюнчикова, - рванулся в негодовании Павел Лаврентьевич, лопнули цепи - и спрыгнул он на дорогу.
     И это был последний подвиг Геракла, и первый подвиг национального героя Эллады Манюнтия Сиракузского.

           2

     ... И приснился Павлу Лаврентьевичу Манюнчикову страшный сон.
     Будто сидит он в замкнутом помещении, на квартиру панельную малогабаритную похожем, и если что и смущает Павла Лаврентьевича, так это непривычная вогнутость стен, медью отливающих, и шаровары синтетические, чувствительный Манюнчиков зад натирающие.
     А прямо над головой Павла Лаврентьевича два голоса бубнят - соседи, видать, ссорятся. Первый этаким плаксивым тенорком молит, чтобы дядя его откуда-то вытащил - по всему видно, влип шалопай в историю; а дядин бас требует, чтоб племянничек ему сначала лампу передал, - тоже тот еще дядя попался! ..
     Надоело Манюнчикову пререкания их слушать, огляделся он вокруг и швабру в углу обнаружил. Стал Павел Лаврентьевич шваброй в потолок стучать, чтоб заткнулись ироды, - а те и впрямь примолкли, пошептались, и давай чем-то шершавым по потолку елозить. Трут и трут, во всю Манюнчикову акустику.
     Не выдержал Павел Лаврентьевич, швабру прихватил и наружу выскочил.
     И Алла-ад-дин ибн Хасан Багдади так никогда и не женился на царевне Будур. На ней женился Ман-ан-Нюнч ибн Лаврентий аль-НИИ-Шапури.

           3

     ... И приснился Павлу Лаврентьевичу Манюнчикову страшный сон.
     Будто расположился он на природе, в развилке огромного дуба, и шашлыки жарит. Птички в листве щебечут, букашки в коре шебуршат, зелено вино в речке охлаждается, жены назойливой на сто поприщ не наблюдается - рай, да и только!
     И въезжает в Манюнчиков Эдем на добром коне некий субъект, поперек себя шире, и ноздрями обросшими шевелит, к запаху мяса в уксусе принюхиваясь.
     Направляет детина клячу свою к дубу, и ни тебе "здрасте", ни тебе "до свиданья", а сразу, со славянской прямотой:
     - А засвисти-ка ты, собака, по-соловьему! ..
     - Езжай, езжай, детинушка, Бог подаст! - обозвался было миролюбивый Павел Лаврентьевич, ан нет! - не слушает его приезжий, знай свое долдонит:
     - А зареви-ка ты, собака, по-звериному! ..
Смотрит Манюнчиков - не до шуток становится, визитер настырный, вон уже и за булаву хватается... Взял Павел Лаврентьевич шампур с шашлыком недожаренным да с дуба полез - свистеть, как просили.
     И Илья так и не довез Соловья-разбойника во стольный Киев-град. Это сделал Павло Манюромец, крестьянский сын, называемый в богатырской среде просто и любовно - "Лаврентич".

           4

     ... И приснился Павлу Лаврентьевичу Манюнчикову страшный сон.
     Будто стоит он на перекрестке, тупо глядя на указатель дорожный; да и указатель-то так себе, краска облупленная, и сбоку готические глупости нацарапаны. Крайняя табличка на запад показывает, сама кривая, и написано суриком: "К Многоглавцу Зм. Г. Звенеть три раза", - а чем звенеть-то и не написано! .. Рядом стрелка на юг, "Шли бы вы..." и крест в конце - видать, по-немецки; а остальные Павел Лаврентьевич все равно разглядеть не успел, потому как из-за поворота выскочил усатый паренек на пегой легкомысленной кобылке и к столбу затрусил.
     Подъехал паренек, шляпой положенное отмахал и спрашивает с акцентом:
     - Ист либер зи мин херц, где здесь есть проходить дорога в замок?
     - А бог его знает, - отвечает Манюнчиков, - где она здесь есть проходить, я сам только что подошел. Читай вон, на столбе написано.
     - Найн, найн, - трясет париком собеседник, - ай дас наме принц Генрих, мы читать не обучены, мы все больше по фройляйн части.
     - Ишь ты, - смеется Манюнчиков, - а как же ты, их высочество, в документе брачном-то расписываться станешь? Или даму свою попросишь, ась, Гена?
     А принц нервный попался, шпажонку свою вытащил, в нос Павлу Лаврентьевичу тычет и про дорогу нешутейно спрашивает.
     Ну и махнул Манюнчиков наугад, чтоб отвязаться - на запад махнул, где дым стоял и звенело что-то по три раза, обрывисто так звенело, нерадостно... И принц Генрих фон Клейст так и не разбудил свою Спящую Красавицу. Это сделал совершенно другой человек.

           5

     ... И приснился Павлу Лаврентьевичу Манюнчикову страшный сон.
     Будто висит он на кресте, гвоздями к нему приколоченный, а внизу толпа беснуется, лохматое солнце стоит над Лысой горой, и маленький командир сирийских всадников холодную воду на свой белый тюрбан льет.
     Повисел-повисел Павел Лаврентьевич, вниз посмотрел, ничего интересного не высмотрел, проснулся, побрился и на работу пошел.

           6

     ... И приснился Павлу Лаврентьевичу Манюнчикову страшный сон.
     Будто стоит он в длинной бесконечной очереди, и тянется очередь эта туда - не знаю куда, и достоявшиеся получат за горизонтом то - не знаю что; давно завершены все двенадцать подвигов, и отзвенела зурна на свадьбе с принцессой Будур, скрылся за тучу князь Владимир Красно Солнышко, и разбужена Спящая Красавица, и стоять ему в треклятой унылой очереди до утра, а там вставать, бриться и идти на работу, и вновь ложиться спать, и стоять в очереди, вставать, бриться, работа, постель, очередь, очередь, очередь...
     И был это воистину страшный сон.
     С тех пор Павел Лаврентьевич Манюнчиков страдает бессонницей.